ОНИ НЕ ПРОТИВ ВОЙНЫ, ОНИ И ЕСТЬ ВОЙНА
Многих огорошил недавний отказ Юрия Шевчука выступать в одном сибирском городе на сцене под буквой Z. Буква там висела до него, и специально снимать её по требованию певца не стали.
Концерт отменили.
Сын советского фронтовика Шевчук вернулся в свою подмосковную деревню думать о греховности мира и печально смотреть на весенний закат.
Сказали, что концерт ДДТ перенесли на 2023 год. Уверен, так и будет. Выступит Шевчук чуть позже, соберёт полный стадион, песни будут петь хором; в числе пришедших на концерт будут и ветераны спецоперации.
Я несчётное количество раз видел и слышал в машинах и располагах ополчения, в кафе «Сепар», где погиб Захарченко, на мобилах добровольцев песни Шевчука, песни Басты, Гребенщикова, Глеба Самойлова, группы ГРОТ, группы 25/17.
И всякий раз, если затевался разговор, что эти перечисленные мной выше ребята никогда не приезжали исполнять в Донбасс, в 100% случаев ополченцы в ответ говорили:
«Да ладно, песни-то хорошие».
Просто всегда, без исключения. Как будто сговорились заранее.
И так как эта тёплая и улыбчивая снисходительность воспроизводится уже восемь лет (мои друзья военкоры — тому тоже свидетели, спросите у них), я рискну сказать, что незлобивость и милосердие — отличительные черты русского военного человека.
Арсен Моторола Павлов так вообще «Океан Эльзи» крутил в своей машине на полную громкость: украинский изучал (и выучил), да и песни ему нравились.
Помню, певец Саша Дадали рассказывал, как давал очередной концерт на передовой для наших ополченцев, причём метров за 300 от украинских позиций, так что и те, едва началось пение, затихарились, прислушиваясь и пытаясь понять, кто это явился.
Дадали на радостях едва ли не вторым номером исполнил одну песню Басты. С той стороны услышали и всерьёз решили, что это сам Баста и есть. И как заорут: «Вася!!! (Басту зовут Вася Вакуленко.) Ещё раз в Киев приедешь — мы тебе яйца отрежем!»
Баста действительно часто выступал последние годы в Киеве и много где на Украине; да если б он и в Славянске выступал, ополченцы, узнав об этом, всё равно пожали бы плечами: «Ну чего ж теперь, песни-то хорошие…»
Однако певчая (и пишущая, и в кино играющая) наша интеллигенция, увы, не имеет и малой доли той снисходительности, свойственной русскому солдату и ополченцу.
Напротив, оценки интеллигенции почти всегда резки, непримиримы, радикальны.
Они вроде бы против войны, но, когда их слушаешь, не покидает ощущение, что они сами и есть война.
Если не «убийцы и мародёры!» кидают они в сердцах, то уж точно «х** войне!», как будто от этого твоего «х**» кто-то будет спасён, или вылечен, или накормлен.
В ответ на «песни-то хорошие» могло бы из их уст прозвучать: «Война — зло, но мужики там хорошие, я спою для них в госпитале, дам 100 рублей на перевязку, на бинты». Потом можно было бы и украинским пленным или раненым помочь. И украинским беженцам, само собой. Потом или до, неважно.
Все бы это поняли. Среди солдат и ополченцев все бы это поняли наверняка.
Никто бы не осердился.
Но этого не делают.
Пресловутого гуманизма русской культуры не хватает на подобные жесты. Христианского чувства не достаёт.
На «х** войне!» только хватает.
И тогда приходится снова задаваться этим детским вопросом: а где же сейчас Христос, чем он занимается, как живёт?
И вдруг я снова вижу улыбающееся, с детским, немножко растерянным, чуть беззащитным взглядом лицо ополченца и слышу слова: «А песни-то хорошие...» И понимаю, что Христос где-то здесь, в этой улыбке.
Захар Прилепин
